Добрый день, дамы и господа! Я – Майкл Фуллилав, глава института Лоуи. Добро пожаловать в нашу прекрасную штаб-квартиру по адресу Блай-стрит 31, на наш первый ивент 2023 года. По традиции, разрешите сначала представить вам хранителей земли, на которой стоит этот институт, и выразить своё уважение её прошлому и настоящему.
Многие из вас знают, что прошлый год был богат на события для института: мы принимали премьер-министра Финляндии - Санну Марин, генерального директора ВТО - Нгози Оконджо-Ивеалу, премьер-министра Сингапура - Ли Сяньлуна, и, конечно, Президента Украины – Владимира Зеленского.
2023 год даже более важен для нас, потому что в этом году нам исполняется 20 лет. Два десятилетия прошло с момента, как мой председатель - Фрэнк Лоуи, основал этот институт для углубления общественной дискуссии в Австралии о мире, и усиления голосов австралийцев из-за её пределов.
Многие из вас знают, что прошлый год был богат на события для института: мы принимали премьер-министра Финляндии - Санну Марин, генерального директора ВТО - Нгози Оконджо-Ивеалу, премьер-министра Сингапура - Ли Сяньлуна, и, конечно, Президента Украины – Владимира Зеленского.
2023 год даже более важен для нас, потому что в этом году нам исполняется 20 лет. Два десятилетия прошло с момента, как мой председатель - Фрэнк Лоуи, основал этот институт для углубления общественной дискуссии в Австралии о мире, и усиления голосов австралийцев из-за её пределов.
За эти два десятилетия институт внёс неоценимый вклад в исследование таких областей и создание таких инструментов, как индекс мощи Азии, карта тихоокеанской помощи, и, конечно, система опросов института Лоуи.
Мы создали и опубликовали более 50 наших основополагающих документов и регламентов, и около 500 различных отчётов и аналитических записок. Мы выпустили более 20000 различных статей и организовали несколько тысяч мероприятий с мировыми лидерами и мыслителями.
На мероприятиях Института есть несколько правил. Первое правило - мы любим расти интеллектуально, мы любим наши ивенты как немецкие авто премиум-класса, мы любим начинать и заканчивать вовремя. Второе правило – мы никогда не проводим мероприятия перед Днём Австралии, что знаменует конец австралийского лета: это как провести ивент в Сиэтле или Нью-Йорке в августе.
Но в этом году мы делаем исключение из сего правила, ибо не можем упустить возможность встретиться с такой значимой фигурой, как мистер Билл Гейтс интервью с которым большая честь для нашего института.
Билл Гейтс олицетворяет собой многое. Это инженер программного обеспечения, бизнес-лидер, филантроп и пиклер. Для непосвящённых, пиклбол – это вид спорта, сочетающий в себе черты бадминтона, пинг-понга и тенниса.
Конечно, мы не знаем о Билле как о пиклере [зал смеётся], потому что в 1975 году, в Нью-Мексико, он стал сооснователем «Майкрософта», который вырос в крупнейшего мирового разработчика программного обеспечения и произвёл настоящую революцию в мире персональных компьютеров.
В 2000 году, Билл выступил сооснователем фонда Билла и Мелинды Гейтс – благотворительной организации, основными целями которой является глобальное улучшение здравоохранения, повышение доступности образования и искоренение бедности. С момента своего основания фонд Билла Гейтса и его бывшей жены Мелинды привлёк около 60 миллиардов долларов: чтобы подчеркнуть значимость этого факта, я повторю эту цифру – 60! Миллиардов! Долларов!
Сегодня Билл Гейтс и я проведём беседу, где обсудим подготовку к современным мировым вызовам, включая пандемию, изменение климата, продовольственную безопасность и другие актуальные темы наших дней.
Конечно же, у аудитории будет возможность задать свои вопросы, и я уверен, что таких будет много, но сначала позвольте мне поприветствовать Билла Гейтса в нашем лектории! Добро пожаловать!
Мы создали и опубликовали более 50 наших основополагающих документов и регламентов, и около 500 различных отчётов и аналитических записок. Мы выпустили более 20000 различных статей и организовали несколько тысяч мероприятий с мировыми лидерами и мыслителями.
На мероприятиях Института есть несколько правил. Первое правило - мы любим расти интеллектуально, мы любим наши ивенты как немецкие авто премиум-класса, мы любим начинать и заканчивать вовремя. Второе правило – мы никогда не проводим мероприятия перед Днём Австралии, что знаменует конец австралийского лета: это как провести ивент в Сиэтле или Нью-Йорке в августе.
Но в этом году мы делаем исключение из сего правила, ибо не можем упустить возможность встретиться с такой значимой фигурой, как мистер Билл Гейтс интервью с которым большая честь для нашего института.
Билл Гейтс олицетворяет собой многое. Это инженер программного обеспечения, бизнес-лидер, филантроп и пиклер. Для непосвящённых, пиклбол – это вид спорта, сочетающий в себе черты бадминтона, пинг-понга и тенниса.
Конечно, мы не знаем о Билле как о пиклере [зал смеётся], потому что в 1975 году, в Нью-Мексико, он стал сооснователем «Майкрософта», который вырос в крупнейшего мирового разработчика программного обеспечения и произвёл настоящую революцию в мире персональных компьютеров.
В 2000 году, Билл выступил сооснователем фонда Билла и Мелинды Гейтс – благотворительной организации, основными целями которой является глобальное улучшение здравоохранения, повышение доступности образования и искоренение бедности. С момента своего основания фонд Билла Гейтса и его бывшей жены Мелинды привлёк около 60 миллиардов долларов: чтобы подчеркнуть значимость этого факта, я повторю эту цифру – 60! Миллиардов! Долларов!
Сегодня Билл Гейтс и я проведём беседу, где обсудим подготовку к современным мировым вызовам, включая пандемию, изменение климата, продовольственную безопасность и другие актуальные темы наших дней.
Конечно же, у аудитории будет возможность задать свои вопросы, и я уверен, что таких будет много, но сначала позвольте мне поприветствовать Билла Гейтса в нашем лектории! Добро пожаловать!
Билл Гейтс в интервью рассказывает о современных вызовах
Добро пожаловать, Билл! Для начала, что привело вас в Австралию?
– В основном, отпуск. Около пяти дней я был на Лайзар Айленд, здесь, в Сиднее, я тоже около пяти дней, а в среду я планирую посетить открытый чемпионат Австралии по теннису в Мельбурне, где планирую пробыть последние пять дней своего отпуска.
Я хотел бы спросить об одной из самых важных проблем сегодняшнего дня – это изменение климата. Ранее в этом месяце вы написали, что мир не на пути к тому, чтобы остановить уровень глобального потепления на отметке в 1,5 градуса, что выглядит реалистичной целью, и что именно такой уровень потепления значит в плане эффекта для мира и человечества.
– Ну, изменение климата на данный момент пока не имеет серьёзных негативных эффектов. Например, малярия убивает 400000 детей в год. Одна из причин, почему инвестировать в борьбу с изменением климата – отличная идея в глобальном плане, потому что со временем будет становиться всё хуже и хуже, и если позволить потеплению дойти до отметки, скажем, от 3 градусов Цельсия до 4, то все виды естественных экосистем исчезнут, и ни в одной точке мира не будет возможным вести работу на открытых пространствах. Тропические зоны выращивания агрокультур станут невозможными, как и любые открытые работы на протяжении большей части года.
Огромная часть человечества, к сожалению, не так богата, и мы легко можем проследить зависимость между богатством и температурными зонами проживания людей: области с умеренными температурами намного богаче, чем тропические.
При этом, главная несправедливость здесь в том, что большую часть выбросов генерируют как раз богатые страны, и негативные эффекты, во многом, коснутся именно беднейших стран в следующие 30 лет. И изменение текущей ситуации с выбросом невероятного количества углекислого газа – это мечта современности.
Раньше люди не могли расходовать столько энергии, и всё, что им было доступно – это сжечь немного древесины, но сегодня в богатых странах мы по сути имеем 40 человек, которые работают на вашем уровне энергии, которые должны убедиться, что фары включены, или что вы можете ездить, и все это стоит на углеводородной основе. Поэтому мы заменяем такой транспорт на электрический, и это нужно сделать во всем мире.
Если одна страна сделает подобное, то это определённо хорошая работа, но не решение. У нас есть проблема коллективных действий, и огромная проблема с инновациями в этой области.
Также проблема в том, что большая часть IQ не связана, к примеру, со сталью и цементом. Десять лет назад вы могли сказать, что поступаете в Массачусетский технологический институт или Цинхуа или другой топовый университет, но в результате вы просто не видели там умнейших людей, переосмысливающих способы производства тех самых стали и цемента.
Также проблема в том, что большая часть IQ не связана, к примеру, со сталью и цементом. Десять лет назад вы могли сказать, что поступаете в Массачусетский технологический институт или Цинхуа или другой топовый университет, но в результате вы просто не видели там умнейших людей, переосмысливающих способы производства тех самых стали и цемента.
К счастью, это изменилось. В 2015 году случилась одна приятная вещь, произошедшая на стороне – когда на одном из ивентов в Париже премьер-министр Моди, президент Обама и я проводили встречу, на которой подняли вопрос об инновациях, что они станут большей частью цены за наше стремление стать более экологичными, и в идеале – снижение вредных выбросов до нуля.
Иными словами, это очень важная проблема, и есть парадигма для ее решения. Нет никаких шансов, что мы достигнем отметки в 1,5 градуса, и очень маловероятно, что мы дойдём до двух. Ключ в том, чтобы свести к минимуму степень потепления. Я знаю, что оставаться ниже отметки в 2,5 градуса звучит довольно фантастично, но думаю, что это возможно.
Что же, я собираюсь перейти к аудитории через секунду, но сначала хочу спросить вас о Китае, хотя бы потому, что вы упомянули Китай несколько раз, поэтому я спросил вас о том, насколько вы оптимистичны в отношении Соединенных Штатов. А насколько вы оптимистичны в отношении Китая?
Это не иммиграционная страна, она не кусает вас за пятки на инновационном фронте. Экономические прогнозы роста в течение следующих нескольких десятилетий, в последнее время не оправдались.
Китай все еще борется с тем, что он - авторитарное государство. Иногда, если вы являетесь авторитарным государством, вы можете добиться успехов, что произошло в вопросе подавления вируса, но, с другой стороны, с точки зрения несовершенных решений, принимаемых на основе несовершенной информации и невозможности их исправить - это не очень хорошо.
Итак, насколько оптимистично вы относитесь к Китаю?
Итак, насколько оптимистично вы относитесь к Китаю?
– Ну, Китай. Он оставил позади 1980 год, будучи невероятно бедным. Беднее, чем Индия, буквально с настоящим голодом и недоеданием. А теперь – это одна из самых богатых стран со средним уровнем дохода по мировым меркам, а это целых 1,4 миллиарда человек. Так что, это невероятно. И это здорово для мира.
Нет, это не демократия. Когда вы получили очень большой средний класс, который не хочет полного верховенства закона, есть некоторый момент времени, который он (средний класс) движется в этом направлении. Сегодня они (Китай) являются исключением с точки зрения такого уровня богатства и существования, несмотря на всю свою автократическую сущность.
Однако, я склонен видеть расцвет Китая как гигантскую победу для всей планеты, потому что в наши дни они составляют двадцать процентов человечества, а их части в глобальной экономике и населении планеты примерно совпадают.
Такие государства, как Австралия или США, как мы знаем, имеют ВВП на душу населения в пять раз больше. Что у китайцев, что у США - очень большая доля в глобальной экономике.
Я считаю, что современный менталитет США в направлении Китая и наоборот – это, так называемый, менталитет проигравшего. В случае вопроса политикам: «Желаете ли вы, чтобы экономика Китая снизилась на двадцать процентов или наоборот - увеличилась на 20%?», я опасаюсь, что они выберут разорение этих людей.
Они не могут понять, что значит для мировой экономики разработка лекарства от рака, решение вопроса изменения климата… мы все - вместе, мы - люди, мы вместе изобретаем, и мы должны изменить современную индустриальную экономику вместе, хоть и в довольно сложных обстоятельствах.
Могу сказать, что я очень хорошо знаком с Кевином Раддом, он читает «Zero Mandarin», я - тоже, но он – реально очень много [зал смеётся]. Я пытаюсь извлечь выгоду из недопонимания, но сказал бы, что в США мы были бы в меньшинстве подобных людей-ястребов. И я думаю, что это могла бы быть самореализация в очень плохом ключе.
Отлично, у нас есть около 15 минут, чтобы ответить на несколько вопросов аудитории к мистеру Гейтсу, поэтому я попрошу вас поднять руку, если вы хотите задать вопрос, и, если я обращусь к вам, пожалуйста, озвучьте свой вопрос коротко и, пожалуйста, убедитесь, что это вопрос [зал смеётся] - так мы сможем успеть как можно больше.
Итак, кто хотел бы спросить? Пожалуй, я выберу этого джентльмена, а ещё я увидел Дженнифер Су и Тима Костелло. Да, сэр?
Итак, кто хотел бы спросить? Пожалуй, я выберу этого джентльмена, а ещё я увидел Дженнифер Су и Тима Костелло. Да, сэр?
Вопрос из зала: Мена зовут Питер Ханум, из «Guardian». Быстрый вопрос о Китае, меня интересует уровень смертности от ковида. Учитывая, что мы, действительно, только начинаем видеть реальную картину, каким может быть этот уровень, и может ли он оказаться, например, больше, чем в США?
И второе, об изменении климата. Возможно, я упустил это, но я не думаю, что слышал ваше мнение о малых модульных реакторах. Ушли ли вы от мысли, что атомная энергетика - это возможное решение проблемы, учитывая повышение цен на энергоносители из-за Украины? Или пришло время быстрее переходить на возобновляемые источники энергии?
– Да, моя работа с климатом в значительной степени регулируется созданной мной группой, под названием «Breakthrough Energy», и на данный момент мы инвестировали в более чем 100 стартапов в этой области: кажется, тот, что здесь, в Австралии, уже что-то вроде 103-го, и это фантастика.
{$te}
Ядерная технология, состоящая из двух частей: ядерного деления и ядерного синтеза, очень многообещающа. Эта форма генерации энергии не зависит от погоды, она в миллион раз эффективнее, чем углеводороды. Теперь стоит задача сделать это дешевле и безопаснее, но мы пока недостаточно хорошо понимаем науку, чтобы сделать это для процесса синтеза сегодня. Я состою в 4 из 14 компаний, занимающихся термоядерным синтезом, и считается, что самые большие успехи в мире сегодня — у компании «Terrapower».
Я думаю, что идея о том, что Австралия сейчас наблюдает за другими странами, и говорит: «Ладно, в течение следующих 15 лет покажите нам, что вы можете сделать что-то дешёвое и безопасное». И вы знаете, если говорить об отходах и всех остальных вещах, я думаю, это очень хорошая позиция, потому что некоторые страны решили стать частью этого в следующие 15 или 20 лет.
Я не знаю, добьемся ли мы успеха, я вложил в это миллиарды долларов, поэтому я думаю, что есть какой-то шанс на успех. Так что нет, я очень вовлечен в это.
Это помогло бы нам решить проблему климата и дешевой энергии для бедных стран, если решение проблемы слияния и деления будет успешным, но нам нужен набор стратегий, которые не зависят друг от друга там, где мы используем смесь улавливания углерода, передачи и возобновляемых источников энергии.
Даже если ядерная энергетика добьется успеха, у нас все равно будет 60 или 70% возобновляемых источников энергии, так что это просто вопрос, есть ли у нас такая возможность в качестве базовой нагрузки.
В любом случае, я могу продолжать и продолжать говорить об этом, но да, я думаю, что в мире недостаточно инвестиций в подобные инновации, потому что они могут сыграть огромное значение.
Дженнифер Сью…
Вопрос из зала: Дженнифер Сью, институт Лоуи, спасибо, мистер Гейтс. Как вы оцениваете мнение, что частная благотворительность представляет угрозу для демократической подотчетности и более справедливого общества, потому что частные филантропы не смещают дисбаланс сил в существующих структурах и институтах, а усиливают их?
– Смотрите, можно сделать шаг назад и сказать: «Должны ли мы работать над малярией?». Фонд Гейтса - самый большой спонсор по борьбе с малярией в мире. Когда мы вложили 30 миллионов, и стали крупнейшим спонсором в работе с малярией, в то же самое время от неё умирал миллион детей. Сегодня - 400 000, у нас есть четкий путь по сведению в течение следующих 20 лет этой цифры к нулю. Любой мир, который финансирует избавление от смертей от малярии - интересен, и я имею в виду, что ЭТОТ мир - интересен.
В африканских странах нет R&D (исследования и разработки) для вещей, убивающих их детей, нет исследования и разработки приёмов для улучшения их урожая, и, как я уже сказал, бюджеты в области глобального здравоохранения намного ниже, чем должны быть. Так что это та степень, до которой может дойти благотворительность в вопросах справедливости, связанных, например, с сельским хозяйством и здоровьем беднейших. Знаете, в какой-то степени я убедил себя, что это хорошо [зал смеётся].
У богатых людей должны быть другие налоги, по крайней мере, в моей стране они должны быть выше, чем сегодня. Нет, я думаю, вы понимаете, что вопрос не в том, что мы должны объявить миллиардеров вне закона, хотя, конечно, у нас есть системы, которые пытаются исключить капиталистов - такие как Северная Корея или Китай до 1980 года.
Могут ли филантропы делать хорошие вещи? Да. Есть ли у нас способ, позволяющий сделать так, чтобы в мире их голос был услышан, или на них обратили внимание? Нет. Благотворительность выполняет часть работы по заполнению данного пробела, но мы не должны всецело рассчитывать на это. Большинство вещей, относящихся к справедливости, нужных нам изо дня в день - это то, что мы должны заставить делать правительства.
Тим Костелло, второй ряд.
Вопрос из зала: Спасибо, Билл, это было потрясающе. Как нам в Австралии кажется, сейчас опасность в Америке в отсутствии какой-либо общей истории. Но, это верно для нас и в глобальном масштабе, поэтому глобализация и была той самой общей историей свободной торговли и сравнительных преимуществ. Мы все вместе совершили глобальные инновации и прорывы в развитии этого тысячелетия (MDGs, они же – Millenium Development Goals), но сейчас всё начинает поворачивать вспять.
Бюджеты на глобальную помощь снижаются, и люди говорят, что мы не собираемся доверять глобальным цепочкам поставок, мы будем протекционистами, что может привести к ещё большей бедности регионов. Ну, знаете – «Всё для безопасности», и всё такое.
Итак, продолжим ли мы пытаться накачать шины глобализации, как истории, или есть другая цель, на которую нам нужно переключиться?
– Ну, глобализация ассоциируется со многими вещами, например - с современной экономикой, хоть и очень зависящей сегодня от углеводородов, но абсолютно фантастически поднявшей уровень жизни.
Есть и другая правда, что так же было перед Второй мировой войной, когда у нас, на самом деле, был более высокий процент в мировом ВВП, который затем снизился, так что у нас всегда были эти колебания.
Я имею в виду, если мы устраним, скажем, нефть, как товар, нужный по всему миру в значительной степени - это приведёт к спаду мировой торговли, которая является самой зависимой с этой точки зрения вещью.
Как вы знаете, наибольшая доля капитала во всей мировой торговле, — это торговля сырой нефтью. И да, мы пытаемся забрать эту чудо-сырую нефть, чтобы не выделять парниковых газов, однако это стало бы самой невероятной вещью. Я имею в виду, что она дешевле, чем бутилированная вода, и она более энергоемкая, чем лучшая в мире батарея, в 5 раз. А теперь мы должны сказать: «Нет, давайте не будем использовать её».
Поскольку сегодня мы можем наблюдать вещи с учётом большого количества данных, можно сказать, что, например, идея координации торговых сетей в нашем мире, была огромным скачком для таких торговых приёмов, как контейнерная доставка, и еще остаётся огромное количество иных движущих факторов глобальной торговли.
А ведь у нас есть и другие полезные ископаемые, которые нужны постоянно. Медь, литий, кобальт - как часть дисплейной революции (ред. - качественный скачок в разрешающей способности экранов, доступных для массового пользователя, произошедший в начале 2000-х годов), и, надеюсь, мы не говорим о том, как мы собираемся сделать их доступными, даже с учётом страха зависимости от Китая. Это грустно.
Вы знаете - мы деволюционируем в мир, где готовность США зависеть от вещей из Китая, по крайней мере, на десятилетие - будет низкой, и это создаст значительную неэффективность. Но то количество инноваций, которые определённо улучшат общее состояния человечества, по-прежнему будет значительным. Мы вылечим ожирение, мы вылечим рак, мы искореним полиомиелит. Очень легко увидеть только негативную сторону подобных тенденций, причём это действительно справедливо, на мой взгляд.
Я все еще очень оптимистичен, и считаю, что лучше было бы родиться через 20, 40 или 60 лет, чем в любое время в прошлом.
Я выбираю даму в белом. Да, вот там, да.
Вопрос из зала: Здравствуйте, я из «Results International». Очень рады видеть вас здесь, в Австралии, вы так много сделали для преодоления глобального кризиса в области глобального здравоохранения за последние десятилетия, и я хотела бы услышать ваши мысли о том, как мы объединяем лучшие умы для решения проблемы постковидного синдрома, который является очень разрушительным состоянием для человека.
До 2% людей, переболевших ковидом, могут столкнуться с этим состоянием, при этом сегодня Washington Post сообщили, что это может быть энцефаломиелит, который мы всегда знали. И я очень хочу услышать ваши мысли о том, как мы справимся с этим.
– Вы знаете, постковидный синдром ещё не так хорошо изучен, поэтому мы всё ещё имеем неопределенность с точки зрения того, насколько он распространен и какую форму принимает. Ковид по-прежнему имеет огромные масштабы, и фонд Гейтса делает все возможное для борьбы с этой проблемой.
У нас есть самая лучшая группа в мире, которая занимается международным сбором данных, систематизацией показателей и оценкой здоровья, и прямо сейчас у них уже достаточно данных, чтобы понять, что такое постковидный синдром.
В этой задаче много путаницы, т.к. люди, которые меньше заботятся о своём здоровье имеют гораздо больше шансов заразиться ковидом, и если вы скажете: «Окей, у кого из вас диабет или преддиабет, просто скажите нам об этом для уточнения данных», то подобное разделение вас обманет, потому что здесь есть много неясностей, особенно для пациентов определенного типа.
Факт, который уже подтверждён текущими необработанными данными, в том, что всё, что мы видим, еще довольно непонятно. Мы всегда знали, что при заражении вирусными инфекциями есть несколько процентов людей, у которых иммунная система никогда не восстанавливается должным образом, поэтому такие вещи, как синдром хронической усталости, могут являться последствием любой вирусной инфекции. Аналогично и с аутоиммунными заболеваниями, распространенность которых намного выше.
Сейчас немного сбивает с толку то, что происходит в случаях с сердечными заболеваниями, диабетом или ментальными функциями, действительно ли постковидный синдром очень вероятен в таких случаях, и если это так, то насколько это опасно.
В идеале мы бы хотели иметь меньше людей, заболевших ковидом, и сейчас большинство людей в мире уже переболело, но, к счастью, большинство из них не получают этого синдрома впоследствии. Наш фонд будет продолжать участвовать в этом, но важно помнить, что мы беспокоимся и о болезнях, которыми пренебрегают, когда существует гигантская проблема таких болезней, как, например, рак.
Есть много видов рака, и некоторые из них для нас приоритетнее – например, рак шейки матки, которым мы занимаемся очень серьёзно, или рак легких, связанный с курением, где мы принимаем активное участие в антитабачных движениях, происходящих как сейчас, так и раньше, и мы стали одним из двух крупных спонсоров в этой области.
Другими словами, в плане инфраструктуры и ресурсов у нас есть что-то, что мы вкладываем в решение этого вопроса (ред. - постковидного синдрома), но для нас это не первоочередная задача, потому что инфекционными заболеваниями, в большинстве, никто плотно не занимается.
Пожалуй, еще один вопрос от аудитории… леди в углу, что пытается привлечь мое внимание.
Вопрос из зала: Спасибо! Я - Эллисон Хоув из Мельбурнского университета. Вы упомянули ранее, что Австралия показала довольно хорошие результаты по сравнению с нашими коллегами по всему миру в вопросе мер реагирования на пандемию. Мне любопытно, что вы видите в качестве трех самых больших угроз пандемии, угрожающих нам, и какую уникальную роль может сыграть Австралия в решении некоторых из них. Особенно в том, что касается пересечения между благотворительностью, частными инвестициями, исследованиями и политикой. Спасибо.
– Ну, для начала, у нас на повестке дня должны быть инструменты для работы с пандемиями, а они, как вы знаете, довольно спорны. Слава Богу, есть центральная лаборатория ПЦР-тестирования, что является ключевым инструментом, который Австралия использовала наряду с карантинной политикой, чтобы добиться гораздо меньшей смертности - гораздо ниже, чем в других богатых странах.
Есть сайт, под названием «Мир данных», который делает очень хорошую работу, собирая все эти данные вместе. На их основе очевидно, что в Австралии очень низкий уровень смертности, и вы к этому привыкли, потому что ваш уровень заражения был аналогичным в первые два года.
Но вы знаете, даже с учётом той начальной смертности - это разительная разница по сравнению с другими богатыми странами. Поэтому нам нужно иметь возможность масштабировать диагностику, чтобы проводить миллиарды высококачественных диагностик в месяц. У нас есть несколько подходов для реализации подобного, например - специальное устройство, одно из которых является центральным в нашей лаборатории.
Нам нужны противовирусные препараты, производство которых можно было бы развернуть в течение нескольких месяцев. Нам нужно лечение антителами, которое может быть быстро адаптировано для фабричного производства: сегодня правда в том, что эволюция вирусов в значительной степени опережает лечение антителами, и жизненный цикл антител оказался намного меньше, чем мы ожидали.
Фонд всегда поддерживает держателей подобных производственных мощностей, и мы их финансируем. К сожалению, даже при наличии достаточного количества готовых лекарств, нужно, чтобы вас диагностировали на ранней стадии заражения. Мы сидим на миллионах готовых доз лекарств, которые просто не будут использованы, потому что инфраструктура здравоохранения, позволяющая оперативно провести раннюю диагностику и быстро доставить лекарство в нужное место – сегодня не существует в виде цельной системы.
Сейчас инфекция приняла настолько глобальные масштабы, что интенсивность заражения стала довольно низкой из-за коллективного иммунитета. Мы думаем, что даже в случае эпидемии, сейчас её можно довольно легко свести на нет. Вы просто не сможете заразиться, потому что иммунитет блокирует инфекцию.
Нам также необходимо решить три проблемы с вакцинами. Существующие вакцины не блокируют инфекцию, их эффект недолговечен, поэтому, при появлении новых штаммов: вы теряете защиту, и они имеют очень короткую продолжительность, особенно тех людей, для кого это особенно важно - это пожилые люди, но все эти вещи поправимы.
Фактически, делая эту работу, вы очень серьёзно помогаете вакцинологии. Например, у фонда Гейтса есть вакцина против малярии. Но она работает всего 6 месяцев, и понимание того, как мы можем пролонгировать её действие на уровне клеточной памяти в этом случае, очень похоже на то, как нам добиться того, чтобы вакцины от ковида действовали дольше.
К счастью, богатая часть мира заинтересована в этом, и желания развивающихся стран фактически совпадают с этой заинтересованностью. Я бы сказал, что повестка дня для R&D в этой области должна звучать так: «Через десятилетие у нас будет превосходный набор инструментов для борьбы с респираторными пандемиями» - и это было бы отлично. Так что единственный вопрос, остающийся актуальным – будет ли у нас какая-то глобальная воля и регулярная практика на региональном и государственном уровнях, которая станет чётким планом действий при возникновении угрозы. Другими словами – как мы будем действовать для предотвращения будущих угроз, чтобы они не переросли в пандемии, особенно после того, через что мы недавно прошли.
Билл, я бы хотел задать последние пару вопросов, если это возможно. Первое - когда вы вспоминаете замечательную работу, которую ваш фонд проделал за последние пару десятилетий, можете ли вы назвать одну вещь, которой вы больше всего гордитесь, и есть ли что-то, в чём вы больше всего разочарованы, где вы не достигли результата? Чего бы вы хотели достичь и в чём именно, чем вы больше всего гордитесь и что вызывает наибольшее разочарование?
– Что ж, наша работа в области глобального здравоохранения привела к сокращению детской смертности в два раза - это то, чем мы больше всего гордимся. Конечно, у нас есть и другие проекты в области сельского хозяйства, невероятные наработки в области питания: у этих проектов есть умопомрачительный потенциал, но пока они не реализованы. В области анемии мы тоже добились невероятных вещей.
Но, в нашей истории мы стали одной из первых организаций, финансирующих вакцины для бедных стран, мы продолжаем финансировать изобретение новых вакцин, которые можно использовать за счет снижения стоимости тех, что уже существуют, и мы стали основателями этого глобального фонда.
Это не значит, что наш фонд несет ответственность за итоговый результат: у нас было много партнеров, включая богатые иностранные фонды, врачей-изобретателей, полевых сотрудников... Это невероятно, что всё сошлось так, чтобы мы перешли от 10 миллионов смертей раньше, к 5 миллионам сегодня, и мы гордимся этим больше всего.
Когда мы достигнем отметки в два с половиной миллиона, это будет сопоставимо с тем, что мы хотим сделать с недоеданием, а именно - избавить треть детей в мире от этого ужаса, что окажет огромное влияние на мир в плане справедливости и общего состояния человечества — и даже следующей волны сокращения смертности.
Что же, позвольте мне изменить формулировку для самого последнего вопроса. Я просматривал список для чтения, который вы предложили в конце прошлого года, и насколько я помню, вы сказали, что ваша любимая книга – это «Команда соперников» Дорис Кернс Гудвин об Эйбе Линкольне [ред. –Абрахам (Авраам) Линкольн – 16-й президент США, занимал пост президента с 4 марта 1861 по 15 апреля 1865] и его команде, если я прав.
Почему вы так долго останавливаетесь на Линкольне [зал смеётся]? Мне кажется, что вы фанат Авраама Линкольна, в таком случае – какими его чертами и достижениями вы восхищаетесь?
– Ну, жил он, конечно, в очень тяжёлые времена. Он пережил смерть своего ребенка, потом ситуация с его женой… у него была очень тяжелая жизнь. Знаете, Гражданская война (ред. – в США, 1861-1865 гг.) была полной катастрофой как для Севера, так и для Юга, и, тем не менее, ему удалось сохранить гуманный взгляд на ситуацию и выйти из неё положительным образом: избавиться от рабства и перестроить страну заново на основе этого принципа.
То, как он привлекал других лидеров, было совершенно невероятным, хотя его считали деревенщиной из глухого Иллинойса, который в то время был самым захолустьем, и все же - он собрал самых искушенных людей страны и смог мотивировать их работать в команде. И довести это до конца.
Его вице-президент ежедневно слал домой письма поначалу, где общая суть написанного сводилась к следующему: «Я надеюсь, что смогу ему помочь, это величайший человек на свете». Это довольно вдохновляющий мир, которым были США в то время, и ему в чем-то особо повезло иметь возможность видеть его в этот момент.
Дамы и господа, наше время вышло, мы уже нарушили правило Дня Австралии, и я не могу нарушить еще одно правило, работая сверхурочно. Билл Гейтс интервью с вами большая честь. Я хочу поблагодарить вас за очень вдумчивую и вдохновляющую беседу, я думаю, дамы и господа, что вы почувствовали эту энергию мистера Гейтса, его неугомонный интеллект, его амбиции... амбиции делать добро в мире.
Я хочу поздравить вас с работой вашего фонда, и надеюсь, что вам понравится остаток вашего отдыха в Австралии. Я не уверен, собираетесь ли вы попасть на теннис, но я знаю, что вашей первой страстью остаётся пиклболл [зал смеётся]. Извините.
Большое спасибо, Билл Гейтс, что посетили нас, и ещё раз спасибо.
Большое спасибо, Билл Гейтс, что посетили нас, и ещё раз спасибо.