Дмитрий Орлов
Орлов Дмитрий Васильевич (родился 29.04.1984 года, г. Екатеринбург) – солист московского театра «Новая Опера» им. Е. В. Колобова, обладатель редкого тембра бас-баритон, участник множества отечественных и зарубежных оперных фестивалей, в том числе знаковых в Байройте, Германия и Экс-ан-Прованс во Франции. Работал с такими маститыми дирижёрами, как Владимир Спиваков, Михаил Плетнев, Альберто Дзедда, Михаэль Гюттлер. В репертуаре Дмитрия произведения Вагнера, Моцарта, Россини, Глинки, Форе, Гуно, Рахманинова, Рубинштейна, Бородина.
Несмотря на плотный график – постоянные спектакли, репетиции, спевки – Дмитрий Орлов выкроил время для интервью. Мы встретились за чашкой кофе в его подмосковном коттедже – необычном здании сферической формы, построенном по уникальной современной технологии.
Дмитрий, добрый день! Спасибо, что нашли время пообщаться. Кстати, очень впечатляет ваше жилище. Мне кажется, вы выбрали в своё время этот проект, чтобы, в том числе, иметь дома хорошую акустику?
– Добрый день, Александр! Да, тут вы правы. Помимо того, что мне, как человеку творческому, всегда хотелось жить в необычном доме, данная конструкция очень удобна при распевках. Звукопередача здесь потрясающая.
Расскажите о том, как вы пришли в оперу. Насколько я знаю, после школы перед вами стоял выбор – стать артистом или нефтяником. Не боялись? Ведь артист – это профессия, в которой необходимо закрепиться, найти свою нишу и стараться быть постоянно востребованным.
– Я родился в Екатеринбурге, а детство и юность провёл в Мегионе – небольшом городе Ханты-Мансийского автономного округа. Там я окончил общеобразовательную и музыкальную школы. Однажды к нам в «музыкалку» приехал профессор Виктор Вадимович Емельянов, автор уникальной методики развития голоса. Для него было устроено прослушивание, и он обнаружил во мне задатки для серьёзного обучения пению. Собственно, эта встреча и стала моим стартом в Москву.
Родители были за любое моё желание, дали мне выбор, и это было правильным решением. Вообще, моя мама, сама имевшая музыкальное образование по классу аккордеона, подсознательно хотела, чтобы я был музыкантом. Профессия нефтяника рассматривалась больше как подстраховка. Я мог поступить в Тюменский Нефтегазовый Университет на специальность «Разработка нефтяных месторождений», но победили юношеский авантюризм и желание двигаться вперёд, экспериментировать. Честно, я не думал о деньгах, просто хотелось чего-то нового, необычного.
Расскажите про свои первые шаги в опере. Как вас стали замечать?
– Сначала было музыкальное училище при Консерватории – так называемая «Мерзляковка». Несмотря на то, что я учился в столице, первую победу я одержал на международном вокальном конкурсе на малой родине – в Ханты-Мансийске. Но главным призом стало знакомство с преподавателем Дмитрием Юрьевичем Вдовиным; он сейчас руководит молодёжной программой Большого Театра. Дмитрий Юрьевич взял меня под своё крыло, и я без потери курса перешёл к нему в училище имени Гнесиных, а, окончив, поступил в Академию Хорового Искусства имени В.С. Попова.
Я знаю, что у вас практически сразу начались зарубежные поездки. Расскажите про опыт, какие-то сложности связанные с этой практикой.
– Да, было много поездок с хором. А основная линия в Академии, как вы правильно заметили – практика. Учиться – это хорошо, но практика должна присутствовать постоянно. Для меня это был огромный опыт. Скажу так – сольный певец должен выступать сольно. А я был солистом в хоре Академии; исполнял практически все басовые соло. Это, кстати, большая ответственность, благодаря которой формируется характер. Тем более, под чутким руководством Дмитрия Юрьевича во мне стали появляться задатки именно солиста оперного театра. И вот нам предложили сделать одноактные оперы – «Алеко» и «Свадьба Фигаро» в сокращённом варианте.
Кстати, перескакивая вперёд, скажу, что очень жалею об исключении «Свадьбы Фигаро» из нынешнего репертуара «Новой Оперы». Моцарт, скажем так, самый полезный композитор – на нём начинают обучаться, на нём тренируются, к нему возвращаются, когда возникают какие-то вокальные проблемы. Да и с точки зрения музыкального позитива ему, наверное, нет равных. Так вот, мы начали выезжать с этим материалом за рубеж – оперные фестивали Экс-ан-Прованс во Франции, Ольденбург в Германии.
Рихард Вагнер как ключ ко всем дверям
Но самым знаковым событием в моей карьере на тот момент стал мой первый сольный контракт на десять выступлений в постановке оперы «Летучий Голландец». Так сложилось, что на одном из концертов, в которых я принимал участие, оказалась правнучка великого Вагнера – Ева Вагнер Паскье. Она как раз занималась поиском молодого Голландца для экспериментальной постановки «Вагнер для детей» на фестивале в Байройте. А я как раз исполнял сцену прощания Вотана с Брунгильдой и заклинания огня из вагнеровской «Валькирии». В общем, я автоматом прошёл внезапный кастинг и получил контракт.
Пришлось выучить с нуля разговорный немецкий язык, так как всю жизнь учил английский. Это было важно ещё потому, что основными моими слушателями должны были быть дети. А детей не проведёшь. Тут нужен был правильный, чёткий немецкий. В общем, занимались полгода, потом – месяц репетиций и десять спектаклей. Мне тогда было двадцать четыре года, и, кстати, я стал первым русским певцом, исполнившим там столь серьёзную роль.
Байройтский фестиваль – ежегодно проводимый в немецком городе Байройте музыкальный фестиваль, посвящённый творчеству Рихарда Вагнера. При жизни Вагнер сам продвигал идею специального фестиваля для исполнения своих собственных произведений, в частности циклов «Кольцо Нибелунга» и «Парсифаль», и лично принимал участие в проектировании и создании специального театра. Фестиваль в Байройте – место паломничества поклонников творчества Вагнера и рьяных любителей классической музыки.
А как вы в итоге попали в «Новую Оперу»?
– Я уже учился в аспирантуре Академии. Шёл 2010-й год. Удушливое лето, пропитанное дымом пожаров, когда не то, что петь – дышать было тяжело. Но надо было работать. Знакомые подсказали мне, что как раз идёт прослушивание в «Новую Оперу». А тогда я пел Вагнера везде, где мог. Спел и там. Очевидно, это вызывало положительный эффект и при моём зачислении. Я рискнул, и риск дал результат – уже более десяти лет пою в этом театре.
То есть вы попали в «Новую Оперу» безо всякой протекции?
– Абсолютно верно.
Московский музыкальный театр «Новая Опера» создан в 1991-м году. В основе репертуара – русская и западная классика, оригинальные спектакли-дивертисменты и опера XX—XXI веков. В 2006-м году театру присвоено имя его основателя – дирижёра Евгения Владимировича Колобова.
Дмитрий, расскажите про работу с мировыми звездами. Не страшно было?
– Скорее, не страшно, а интересно. Мне довелось выступать на одной сцене в Америке, правда, в составе хора, с такими звёздами, как Рене Флеминг, Йонас Кауфман, Дмитрий Хворостовский. Общаться лично довелось только с Дмитрием Хворостовским. Так сложилось, что его театральный агент приезжал в Байройт, оценил моё выступление, и после фестиваля я оказался в одном агентстве с Хворостовским. Дмитрий Александрович хорошо знал, кто я такой, при встречах был очень приветлив и общителен. Жаль, что так рано ушёл…
Расскажите про особенности бас-баритона. Грубо говоря, что можно и нужно петь, а что не нужно.
– Особенности в том, что такой голос позволяет петь разный репертуар и в качестве баритона и в качестве баса. В театре у меня есть партии для обоих тембров. Говоря иными словами, мой голос – высокий бас, и он же низкий баритон. Как раз Вагнер был родоначальником использования подобного голоса. Например, в партии Вотана, отца валькирий.
А спеть совсем низкую партию вы тоже можете?
– Насчёт совсем низких нот, в своё время метко ответил Шаляпин, который, по сути, тоже был бас-баритоном. «У вас есть нижняя нота Фа?» – «Я до такой низости не опускаюсь». У меня нет низкого баса, но я также не смогу спеть лирических баритонов, как в «Пиковой Даме» или в «Евгении Онегине», например. Они высоки для меня. Хотя, Онегина, может быть, в итоге и рискну.
Дмитрий, а что самое сложное в вашей профессии даже для опытного певца?
– Выучить новую партию в спектакле. Это самое сложное. Помимо погружения в нюансы вокальной партии, необходимо вызубрить немалый объем текста, причём, на языке оригинала, если опера иностранного композитора. А спектакли иногда идут по три с половиной часа, и у нас нет суфлеров.
Да, верю, это действительно сложно – запомнить партию, да ещё без ошибок спеть её на оригинальном языке.
– Да, так легко можно стать не только профессиональным певцом, но и полиглотом, знающим, как минимум, итальянский, французский и немецкий языки)). Кстати, ещё одни из сложных моментов – вживание в образ персонажа. Нужно уметь прожить этот образ, показать себя в нём.
Например, опера «Князь Игорь». В ней есть отрицательный персонаж, князь Галицкий. Но он очень характерный, и тут нужно проявить все свои актёрские способности, чтобы перевоплотиться в подлого, развращённого человека. Кстати, мне проще выступать в движении – взаимодействовать с партнёрами, танцевать. Испытываю дискомфорт, когда полная статика. Мне удобнее двигаться. В этом сложность и красота.
Какие у вас любимые роли, любимые композиторы? Вообще любимая музыка.
– Из ролей – Фигаро. Мне он симпатичен. Фигаро оптимист и умеет выкручиваться из любой ситуации. Из композиторов, как не сложно догадаться, Вагнер. Он стоит особняком и ни на кого не похож. А насчет музыки вообще, то у нас дома и в машине звучат и детские песни, и музыка шестидесятых годов, и рок-н-ролл, и хард-рок, и Советская эстрада. Кстати, её я люблю за хорошие тексты. Это поэзия, которой сейчас не хватает.
Как на вашу работу певца повлиял период пандемии?
– Ну, во-первых, затормозилась концертная деятельность. Это, конечно, выбило из колеи. Зато пандемия подтолкнула моих коллег в интернет-индустрию; в нашей среде добавилось больше телеграмм-каналов, стало больше выкладываться различных записей. Скажу честно, я в этой области отстаю – реально не хватает времени быть ещё и блогером.
Верю, у вас же постоянная нагрузка на семейном фронте – двое детей.
– И нагрузка, и ответственность. Я должен быть для них примером. Моя жена Ольга тоже творческий человек – она хореограф, так что детей мы воспитываем и обучаем в соответствующем ключе. Например, они уже играют в моих спектаклях детские роли. Родион – в «Лоэнгрин» и «Мадам Баттерфляй», а Майя – в «Фаусте». Так что, они не понаслышке знают, что такое выступать перед зрителями. Плюс посещают музыкальную школу, учат французский. Короче, забот много, но, главное, чтобы был правильный результат.
Родион – в честь Щедрина, а Майя – в честь Плисецкой?))
– Абсолютно в точку!
Дмитрий, спасибо большое, что уделили время для беседы. Удачи вам и вашей семье во всех начинаниях. Красота спасёт мир!
– Спасибо! Будем на связи.
Интервью подготовил Александр Новиков
